Рассказ из книги «Истории из рюкзака»
(Иркутск, 2014 год)
Следующая история тоже связана со Славкой Фроловым. Из неё видно, как и в каких условиях «копытился» подножный корм. А заодно можно немного представить, в какой стране мы тогда жили.
Всего в двух километрах от наших домов плескалось Балтийское море, точнее один из его заливов.
Конечно мы с приятелем не могли обойти его вниманием. Ведь здесь был большой пляж, стояли киоски, кабинки для переодевания и среди них белым айсбергом возвышался ресторан «Астория». В сосновом бору виднелись трёхэтажные виллы трудящихся Советской Эстонии, чьё происхождение не вызывало сомнений — эти уж точно не от сохи, не от станка. Иногда мы наведывались сюда, в местечко Клоога-Ранд, на велосипедах. Купались в солёных волнах, нежились в горячих песках на дюнах и, разумеется, не сквозь пальцы поглядывали на загорающих девушек.
Но однажды пораскинули мозгами и решили, что не только девушки должны водиться в хороших местах. А нет ли ещё и рыбы здесь?
Для начала попробовали закидушки с одним крючком. Несколько штук забросили на ночь, утром сняли добычу. Потом повторили. И пришли к заключению — пробы прекратить, срочно переходить к крупномасштабному лову. Есть рыба!
Раздобыли капроновый шнур, накупили больших крючков
и сделали перемёты. Накопали крупных червей и насадили их целыми кистями. Наверное, кто-то из взрослых нас консультировал, потому что сами мы никогда перемёты не ставили и поначалу даже не умели ими пользоваться.
Утром примчались, едва поднялось солнце. Быстро скидываем одежду и – скорей в воду! Обоим не терпится проверить крючки. Попалось ли хоть что-нибудь?
Поплавки у нас не привязаны специально, чтобы с берега никто не догадался о поставленных здесь снастях.
Идём наугад, по приметам. Вода по пояс, пора искать тетиву. Мелкий песок вперемешку с камешками приятно массирует ступни. Волна бьёт в грудь — ухх! — окатывает тело влажной прохладой. Волочим ногами по дну, в надежде зацепить тетиву перемёта. Должна быть где-то здесь.
— Вот она! Нашёл!
Запустив руку под воду, приятель поднимает тетиву, передаёт мне, сам идёт вдоль хребтины, держит её на весу. На хребтине болтаются пустые крючки. Беру один, осматриваю. Крючок совершенно голый, от червя не осталось ни клочка. Чистая работа. Рыбная мелочь постаралась, всю наживку обглодала начисто.
У напарника новости веселей.
— Что-то там брыкается! Есть! — кричит он азартно и устремляется к бьющейся рыбине. Спешу следом. Что там?
— Язь! Смотри, какой крупный! — снимает с крючка серебристую рыбину.
— Не должен быть, — возражаю. — Язь в реке. Это какая-то морская рыба.
— Тогда вимба. Я слышал, так называют.
— Ладно, пусть вимба.
Через пару пустых крючков оказалась ещё одна вимба, но за ней нас ждало унылое зрелище — пустая снасть с обрывками водорослей.
— Глянь, что мелкота творит, — сокрушается приятель. Нормальной рыбе не даёт подойти. Без ухи нас оставит. Как мыслишь?
— Живу надеждой. Мы только первый проверили, — спешу обнадёжить. Но, похоже, что зря поспешил…
Второй перемёт не принёс ничего, кроме кучки мокрых водорослей. Был он не только пустой, но ещё скомкан и запутан в траве. А это уже повод для раздумий, для поиска виноватых. Такое не будем откладывать в ящик.
Как полагалось в те времена, провели совещание. Для этого вышли на берег, где имелась твёрдая почва для выступлений.
Двустороннее совещание обнажило ошибки. Во-первых, перемёт поставили слишком близко к зарослям. Во-вторых, камни мелкие привязали по краям хребтины. Судя по всему, на наживку клюнула крупная рыба. От крючка она освободилась, но сначала собрала снасть в кучу, лёгкие камни ей не помешали, и в назидание нам замотала, зацепляла за траву.
Но проехали и это. Тоже на пользу.
Зато третий перемёт… Он заметно подбодрил наши озабоченные лица — на его крючки попалась компенсация! Нам пришлось даже напрячься, чтобы удержать её в руках. В рюкзак добавились две увесистые вимбы и три морских окуня, которые втрое больше известных нам озёрных окуней.
И это ещё не вся компенсация. Её главная часть билась на предпоследнем крючке.
— Смотри, что нам привалило! — Славка светится счастьем.
И как тут не засветишься? Ведь в его руках извивается живой угорь!
Тут и у меня глаза на лоб полезли. О такой удаче мы даже не мечтали. Слышали конечно про угря, на вкус пробовали, но никогда не думали, что можем его поймать. Деликатесная рыба редко заплывала в магазины, только по большим праздникам, её основные косяки по слухам направлялись в сторону Москвы.
— А теперь скажите, коллега, — дурачится приятель, — только честно скажите, под присягой. В своей долгой жизни вы ели что-нибудь вкуснее угря?
— Отродясь не едал, — отвечаю словами литературного героя.
— Вот так-то лучше. По глазам вижу, что не сильно врёшь. — Он передаёт снятого с крючка угря, едва не упустив его при этом.
Всё произошло на глазах, за считанные секунды. Змееподобный угорь изогнулся, завязал себя немыслимым узлом, похожим на «восьмёрку», легко высвободился из державших его рук и… упал в протянутый вовремя рюкзак.
Угорь почти не имеет костей, изгибаться может как угодно. Мускулистый и сильный, он готов упорно сопротивляться, в любой момент может вырваться.
Хорошо известно, что первый урок не вполне усваивается. Обязательно надо второй раз получить удар граблями, чтобы на лбу просияла надпись «меняй поведение!»
Начало второго урока было традиционным. Как говорится, «ничто не предвещало». Выбрали большую часть перемёта, сняли добычу и решили, что дальше ничего нет — хребтина не дёргается. Расслабились. Но сильный рывок разбудил обоих. На одном из последних крючков рвался приличных размеров угорь.
Обрадованный Славка первым подскочил к нему, забыв, что надо подождать товарища с мешком. Стал освобождать крючок.
Роковая ошибка! Зажатый в кулаке угорь почувствовал свободу и стал вылезать. Славка перехватил его второй рукой, но уже поздно — угорь продолжал лезть, как ни в чём не бывало. Подоспел и я. Не с раскрытым мешком, как следовало бы, но с тем же простейшим рефлексом — схватить и не пущать.
Не знали оба, что скользкому змею на пользу все наши усилия — чем больше его сжимают, тем скорее он вылезет, сокращая мышцы то туда, то сюда. Кончилось тем, чем и должно. Коричневое чудо-юдо покинуло наши объятия, плюхнулось в свою родную среду, где мы уже бессильны. Четыре руки не смогли его удержать. Из наших кулаков угорь вылез легко, как из трубопровода. Был ещё подобный случай, когда угорь готовился удрать и был близок к тому, но выход нашёлся. Очень оригинальный выход!
В следующий раз мы были начеку — угрей снимали, сначала упрятав в мешок. Это правило соблюдалось строго. И вот всё позади, зверь посажен в темницу. Держу в руке горловину мешка, иду по хребтине, напарник впереди. И вдруг слышу подозрительную возню в мешке. Из горловины, сжатой в кулаке, показался хвост. Хватаю его второй рукой, зову на помощь.
— Уйдёт! Давай скорее!
Опять повторяется «игра в четыре руки» и опять он неудержимо лезет сквозь наши кулаки. Ввинчивается, как штопор в пробку. Почти наполовину вылез, и ничего ему не сделаешь. Ещё немного и – удерёт.
И удрал бы непременно, если бы не стукнула Славку сумасбродная идея. С диким воплем, сделав зверское лицо, он вцепился зубами в угрёвый хвост. И добился своего! Укушенный угорь резко дёрнулся в мешке и втянул хвост назад.
Свои перемёты мы ставили в самом конце пляжа, куда никто не ходил купаться. Дюны здесь выглядели неприветливо-пустынные, заросшие редкой осокой, без единого пятна чистого песка, где можно загорать. Мы смело оставляли здесь велосипеды, одежду, обувь и часы, зная, что никто не тронет.
Довольно скоро обнаружилось, что третий, самый крайний перемёт, за которым пляж кончался, обычно оказывался самым удачливым. В чём дело?
А нельзя ли ещё дальше бросить снасти?
Штука в том, что дальше следовала запретная пограничная зона, куда ходить запрещалось. Но между водой и пограничным столбом блестела влажная полоска песка. Можно быстро пробежать по ней подальше, метров на сто хотя бы, обследовать дно — может быть, там рыбные места. Не арестуют же нас? Невелика провинность.
Разведка показала, что рыбе начхать на человечьи правила и она предпочитает жить в запретной зоне, поскольку там чаще встречаются камни и больше водорослей. И чайки там постоянно кружат — тоже верный признак.
— Место там конечно лучше, — говорю в раздумье, — но пограничники…
— А чего они нам сделают? — спрашивает Славка. — мы же не шпионы, по морде видно, за что в кутузку нас сажать? Ну, подумаешь, зашли немного за столб, рыбу половили, и что теперь — диверсанты?
Короче, перемёты мы поставили. Но времена были строгие, и червячок подтачивал сомнения. Всё-таки запретная зона…
Границы сегодня, в 21 веке, и границы в середине прошлого столетия — не одно и то же. «Две большие разницы», как говорят в Одессе, городе изящной словесности и столице «еврейских» анекдотов.
На столбе, за которым мы бросили снасти, прибита грозная табличка «Стой! Запретная зона. Проход запрещён». Дальше, вдоль побережья, на многие километры тянулись два ряда колючей проволоки. Между рядами была так называемая контрольно-следовая полоса вспаханной земли (без единой травинки!) шириной два метра. Вражеский элемент, вылезший из моря, неизбежно должен пересечь её и наследить своими сапожищами.
Или ластами.
Ежедневно, утром и вечером, наряд вооружённых солдат проходил вдоль полосы, приглядываясь, не появились ли подозрительные отпечатки?
Полосу мы обошли морем, но нас мог увидеть часовой с наблюдательной вышки. Он стоял там круглосуточно (ночью светили прожекторы) и наблюдал за полосой из 50-кратного бинокля. Мышь не проскочит, муха не пролетит.
Что ж, трус не играет в хоккей.
Щекотать спящего медведя, хотя бы и прутиком, — не-безопасное занятие. Но очень интересное! Особенно, если тебе это сходит с рук.
Заброшенные в новом месте перемёты сразу обрадовали. Уже в первое утро мы сняли трёх угрей. А ещё около двух десятков вимбы и морских окуней. Вся рыба крупная, отборная. Рюкзак с добычей оттягивал плечи. Перед нами встала проблема — куда девать излишки товарного производства?
Решение нашлось, и было оно нестандартным. Озорно блеснув глазами, приятель бросил слово, почти нецензурное по тем временам.
— Продадим.
— Это как?
— Просто так. Вот скажи, свежую рыбу ты видел в магазине хоть раз? Не видел. Я тоже. Да у нас её с руками оторвут. В любом доме. Только дай!
— Так ведь не положено.
— Кто положил да куда положил — это всё на воде вилами написано. Ты, главное, не дрейфь. Провернём по-быстрому.
Дело в том, что торговля была монополией государства. Торговля с рук запрещалась. Официально. Но народное мнение не было столь категорично. Не зазорным считалось продавать «своё». То есть, ты сам вырастил, сделал, поймал — тогда на здоровье, получай свою трудовую копейку. Получалось, что общественное мнение на нашей стороне. Значит — флаг нам в руки! Первая попытка продать окончилась провалом. Меня это обескуражило. Но не Славку! Он сделал правильные выводы. И ещё сделал кукан, насадил на него трёх больших рыбин и заявил:
— Бери и поднимай выше, когда буду говорить. Надо сразу товар лицом, чтобы рыбу видели. И поменьше трёпа. Поехали.
И действительно — поехали. Коммерция пошла как по маслу. За полчаса мы продали всё, что хотели. Угрей конечно оставили себе. Славка просил по рублю за рыбину, но не мелочился, если хозяйка просила уступить, соглашался на другую цену. Результат оказался ошеломляющий — на вырученные рубли можно было сходить в ресторан. Но мы отложили это мероприятие до лучших времён. Второй заход в запретное море тоже сошёл нам с рук и принёс хороший улов. Добычей распорядились проверенным способом — продали.
Успели снять и третий улов. Уже собирали снасти, стоя в прохладной воде по пояс, готовились улизнуть из зоны, как вдруг за спиной…
— Эй, рыбаки! Ну-ка вылазь!
Оборачиваемся. На берегу стоят трое стражей границы. Стоят с суровыми лицами и, вдобавок, с карабинами. Заряженными, наверное. Возле леса ждёт машина.
Выходим из воды, мокрые и голые, в чём мама родила, обречённо бредём к берегу. Встречает сержант, украшенный значками за достижения по службе. Смотрит на нас, как на врагов народа. Говорит, будто словами стреляет.
— Ваши документы! Кто такие? Чем занимаетесь в запретной зоне?
«Документы» пропускаем мимо ушей. Откуда они у голых людей? Он бы ещё в бане паспорт спросил. Но отвечать что-то надо.
— Мы это здесь… Рыбу, значит, ловили.
— Совершеннолетние?
— Дд-да.
— Читать умеете, табличку на столбе видели. Почему нарушили? Кто разрешил?
— Да что мы такого сделали? Чего вы, — вскинулся Славка, но сержант осадил.
— Без разговоров! Вы задержаны. Следуйте за мной.
— Дайте одеться!
— Без разговоров! Следуйте.
— Трусы хотя бы…
— На головы трусы, — хохотнул один из конвоиров, но сержант холодно глянул, и тот замолчал. Повели в машину. Словно в дезинфекционную камеру.
Ехали молча. Настроение было подавленное. Мысли вертелись воронкой и как будто всасывались, исчезали в чёрной бездонной дыре. Куда нас везут? Когда отпустят? На берегу остались велосипеды, наши вещи, снасти, рюкзак с рыбой… Бичи по берегу шарятся, растащат всё… Дело дрянь.
Через полчаса тряски по ухабистой дороге наконец приехали. Дежурный «газон» въехал в ворота и остановился перед зданием погранзаставы.
— Стойте здесь! — приказал сержант, оставив нас на вытоптанной площадке. Сам ушёл кому-то докладывать. Конвоиры закурили.
Любопытные взгляды потянулись к нам со всех сторон. Свободные от дел солдатики собирались вокруг. Почти сверстники, немногим старше нас, они улыбались, подшучивали над голыми «диверсантами». А на что ещё поглазеть парням, если они месяцами ничего другого не видят, кроме казармы да той контрольной полосы, вдоль которой ходят день и ночь?
Смотрели по разному. С удивлением, с сочувствием и с насмешкой тоже. Мы со Славкой стояли босиком, переминаясь с ноги на ногу, пытаясь прикрывать руками детородный инструмент.
— Что вы там прячете? — интересовались парни. — не бойтесь, никто не украдёт. Девок здесь нет, а у нас своё имеется.
Грянул хохот, мы тоже заулыбались. Но скоро зрители притихли. На крыльце возникло начальство — лейтенант и знакомый сержант.
Увидев задержанных, офицер улыбнулся.
— Доигрались, пупсики? Холодеющие «пупсики» при таком обращении заметно оживились, потянули носами воздух — кажется, запахло озоном, гроза удалялась. Но зря они так поспешили. Прогнозы погоды — дело скользкое. Лейтенант отключил улыбку, поправил портупею и выпрямился. Стоявший рядом сержант стал по стойке «смирно».
— По уставу караульной службы вас можно задержать на трое суток. Посадить в подвал на хлеб и воду, до выяснения личности, до выяснения всех обстоятельств дела. Нам спешить некуда. Понимаете, о чём речь?
Мозг отказывался понимать. Ни малейшего желания. Подвал, хлеб, вода, трое суток… Это звучало, как какой-то бред.
— Что, опять загрустили? — голос, кажется, снова прогрелся.
А зачем за проволоку полезли? Теперь протокол надо составлять.
— За проволоку не лезли. Там проход по берегу.
— По проходу тоже нельзя. Табличка для кого висит?
— Мы больше не будем. Там рыба хорошо ловится.
— Рыба ловится…
Лейтенант слегка задумался, но снова повеселел и пропел голосом мальчишки, застигнутого в чужом саду: «дя-аденька, я больше не бу-уду». И серьёзно добавил:
— Дело в том, что голоса-то у вас уже не детские. Поменялись. А это значит, что пора отвечать за свои поступки. Что с вами делать теперь?
Сержант, безмолвно стоявший рядом, протянул ему бланки протоколов.
— Вот, товарищ лейтенант.
Но тот отмахнулся.
— Да ладно уже. Протокол писать не будем. Надо было позволить им одеться. Вон, гусиной кожей покрылись… А фамилии запишем. На всякий случай.
Уже через десять минут мы ехали назад в том же зелёном «воронке». К счастью, всё наше добро оказалось на месте. Наст-роение поменялось. Угрей, окуней и прочих, проживающих в запретном море, решили больше не беспокоить. Наелись надолго.